Вавилон - 17 [Вавилон - 17. Нова. Падение башен] - Сэмюэль Дилэни

Батчер сделал шаг вперед и взял нож у Корда, чье тело, казалось, окаменело, жили только глаза. Ридра слышала в тишине лишь дыхание Корда, а Батчер, держа кинжал за лезвие, осматривал его. Лезвие в тяжелых пальцах Батчера казалось маленьким. Рукоять семи дюймов длины была сделана из орехового дерева.

Свободной рукой Батчер ухватил Корда за черные волосы. Затем он погрузил кинжал по рукоять в правый глаз Корда.

Крик перешел в хрип. Слабеющие руки упали с плеч Батчера. Сидевшие вблизи поднялись.

Сердце Ридры прыгнуло в груди, ударяясь о ребра.

— Но вы даже не проверили… Может, я ошиблась… А может, здесь было еще что-то…

Язык ее запутался в беспомощном протесте. Сердце в груди замерло.

Батчер, с окровавленными руками, холодно взглянул на нее.

— Он двигался с ножом к Джебелу и к леди, и он умер!

Кулак правой руки ударил по ладони левой, теперь почти беззвучно, так как удар смягчила красная жидкость.

— Мисс Вонг, — сказал Джебел, — то, что я видел, не оставляет никаких сомнений в том, что Корд действительно опасен. И у вас, я думаю, нет таких сомнений. Вы оказали нам неоценимую услугу. Я чрезвычайно признателен вам. Надеюсь, наше путешествие вниз по Языку Дракона пройдет благополучно. Батчер сказал мне, что это ваша просьба отправиться туда.

— Спасибо, но…

Сердце ее снова замерло. Она попыталась нацепить на крюк этого самого «но» хоть какую-нибудь фразу, но не смогла. Она почувствовала головокружение, покачнулась, ослепленная. Батчер подхватил ее в красные ладони.

Снова круглая теплая голубая комната. Но теперь она была одна и смогла думать о том, что произошло в общем зале. Это было не то, что она несколько раз попыталась описать Моки. Это было то, о чем Моки твердил ей: телепатия. Но, очевидно, телепатия была связана с ее прежними способностями и была новым способом мышления. Она открывала миры для восприятия и действия. Но тогда почему она больна? Она вспомнила, что время замедлялось, когда она думала о Вавилоне-17, вспомнила, что ускорялись мыслительные процессы. Очевидно, соответственно ускорялись и процессы психики, а ее тело не успевало за ними.

Записи с «Рембо» говорили, что следующая попытка диверсии будет предпринята в штаб-квартире Администрации Союза. Она хотела явиться туда с языком, словарем и грамматикой, передать им все и удалиться. Она также была готова заняться поисками этого удивительного источника передач. Но помимо этого оставалось еще что-то, что-то такое, что нужно услышать и выговорить.

Чувствуя головокружение и тошноту, она оперлась на окровавленные пальцы, пытаясь встать. Бесчувственное скотство Батчера, подкрепленное чем-то таким, чего она не знала, было ужасным, но человеческим. Хотя и с окровавленными руками, он был безопаснее, чем мир, скорректированный удивительным языком. Что можно сказать человеку, который не умеет говорить «Я»? Что он может сказать ей? Грубость Джебела, его жестокость вполне вмещались в рамки существующей цивилизации. Но это кровавое скотство — оно очаровало ее!

Она поднялась с гамака, на этот раз не привязанная к нему. Уже час, как она чувствовала себя лучше, но продолжала лежать, все еще размышляя. Пандус скользнул к ее ногам.

Когда стена госпиталя закрылась за ней, она соскользнула в коридор. Навстречу ей мягко пульсировал воздушный поток.

Она хорошо отдохнула в ночной период «Тарика». В периоды высокой активности времени она регламентировалась, но во время перелетов от одного пункта до другого были часы, когда все население «Тарика» спало.

Вместо того, чтобы идти в общий зал, она свернула в незнакомый, спускающийся вниз туннель. Белый свет, струившийся от пола, в пятидесяти футах сменился янтарным, потом оранжевым. Она остановилась и из-под руки посмотрела на оранжевый свет — дальше, в сорока футах, оранжевый переходил в красный. Затем в голубой.

Перед ней раскрылось обширное пространство, стены раздвинулись, потолок скрывался во тьме. От стены цветов перед ее глазами исходило воздушное марево. Какой-то нереальный туман плюс непривычные зрительные ощущения заставили ее повернуться, чтобы сориентироваться.

На красном фоне входа в зал вырисовывался силуэт человека.

— Батчер?

Он подошел к ней. Его лицо было окутано цветной дымкой. Остановился. Кивнул.

— Сектор Лишенных Тела.

— Я не знала… Вы тоже прогуливаетесь здесь?

Они пошли в ногу. Он покачал тяжелой головой.

— Чужой корабль проходит вблизи «Тарика», и Джебел хочет послушать донесение Чувствователей.

— Союзник или Захватчик?

Батчер пожал плечами.

— Знаем только, что это не человеческий корабль.

В семи исследованных галактиках с начала межзвездных полетов было обнаружено девять разумных рас. Три из них определенно поддерживали Союз, четыре приняли сторону Захватчиков. С двумя невозможно было установить связь.

Они так далеко зашли в сектор Лишенных Тела, что вокруг ничто не казалось материальным. Стены были синим туманом. Эхо шагов вызывало отдаленные вспышки энергии, и перед ее глазами, дразня, возникали образы полузнакомых призраков, которые будто прошли мгновение назад, но сейчас их нет.

— Далеко ли мы идем? — спросила она, подумав, что он не знает слова «я» — как же тогда он сможет понять слово «мы»?

Понимая или нет, он ответил:

— Скоро.

Потом посмотрел на нее в упор своими темными глазами и спросил:

— Почему?

Его тон был непривычен и не соответствовал тому, о чем они только что говорили. Она рылась в памяти, пытаясь вспомнить, что же она такое сделала.

Он повторил:

— Почему?

— Что «почему», Батчер?

— Почему спасение Джебела от Корда?

В этом вопросе не было возражения, только любопытство.

— Потому что он мне нравится, потому что он мне нужен, чтобы доставить меня в штаб-квартиру; к тому же мне было приятно, что я…

Она запнулась.

— Вы знаете, что это — «я»?

Он покачал головой.

— Откуда вы пришли, Батчер? На какой планете вы родились?

Он пожал плечами.

— Голова, — сказал он спустя мгновение. — Сказали, что-то не в порядке с головой.

— Кто?

— Доктора.

Голубой туман плыл между ними.

— Доктора на Титане? — продолжала спрашивать Ридра.

Батчер кивнул.

— Почему же тогда вас поместили в тюрьму, а не в госпиталь?

— Мозг не болен, сказали мне. Эта вот рука, — он поднял левую руку, — убила четверых за три дня. Эта рука, — он поднял правую, — убила семерых. Разрушила четыре здания. Нога, — он шлепнул себя по левой ноге, — пнула в голову охранника в телохронном банке. Там очень много денег, слишком много, чтобы унести. Унести можно было четыреста тысяч кредитов, немного.